сумел придать ей, хотя и не всегда ровно, глубокую правдивость.
«Не надо,— заявлял он в ту пору,— рассматривать этот фильм как культурное или литературное событие,— ведь родился он вне времени данной культуры, он — событие современной жизни. Лишь потомки смогут судить, имел ли я право осуществить такую трансформацию».
В «Саге о Гуннаре Хеде» Штиллер сумел слить воедино бурлеск, документ и мистику. Приезд бродячих актеров во двор замка, жалкий комизм дряхлого клоуна и престарелой танцовщицы на проволоке, должно быть, оказали влияние на Ингмара Бергмана в «Вечере шутов». Сцена несет в себе наивное очарование воспоминаний детства, несмотря на слишком шаржированные образы старых актеров, а подлинно эпическую силу фильм обретает в сцене с оленями. Здесь, в эпизоде на Севере, Штиллер комбинирует документальные и игровые планы. Вначале действие развертывается с документальной простотой и точностью, затем драма усложняется, нарастает напряжение, что хорошо достигается монтажом и ускорением действия. Чтобы усмирить, поведя за собой, взбунтовавшееся стадо, герой привязывает себя за пояс к вожаку. Но олень сильнее, он тащит за собой по снегу молодого человека, тот ударяется головой о дерево и теряет сознание и рассудок. С редким мастерством Штиллер чередует сцены реалистические с теми, что полны мистической поэзии. Таковы два полюса шведского киноискусства. Герой, которого сочли мертвым, лежит в снегу, в нем бушует безумие, и медленное движение головы лежащего оленя производит на нас впечатление какого-то волшебства. Затем титр возвращает нас в комнату замка, где спит молодая акробатка. Стена раздвигается, и на фонг придавленных снегом елей девушка видит направляющуюся к ней повозку, запряженную двумя бурыми медведями. В повозке сидит «Мать грусти» — ухмыляющаяся старуха, причудливо задрапированная в черные покрывала с тяжелыми, как бы намокшими складками. Со злорадством объявляет она о несчастье и, приподняв покрывало, показывает девушке связанного безумца. Затем, проскользнув мимо ее постели, исчезает в мире ночи и снов.
Позднее, в несколько затянутой и вялой «Саге о Йестз Берлинге» (1923—1924), также по роману Сельмы Лагер-лёф, Штиллер не поднимался до таких высот.
В 1800 году Йеста Берлинг (Ларе Хансон), пастор-
203