ко — и таким образом показали наше первое представление. Успеха оно, однако, не имело. Затем мы собрались поставить очень вольную инсценировку «Амулета», но в 1919 году белые, Петлюра и Деникин захватили Киев. Не могло быть и речи о продолжении нашей деятельно'-сти. Наша маленькая труппа распалась».

До ухода Красной Армии из Киева Козинцеву, однако, удалось поставить на одной из площадей города пьесу «Царь Максимилиан», в которой главную роль играл Каплер. В их кукольном театре они распределили обязанности следующим образом: Козинцев взял на себя резкие голоса, Каплер — басы, а Юткевич вел представление, вращая ручку шарманки, или ходил, удерживая трость на носу.

Юткевич перебрался в Крым, где прожил до разгрома белых, удерживавших весь полуостров. Каплер уходил с отступавшими красными. Он стал режиссером, поставил вольную инсценировку пьесы Мольера, в которой господин де Пурсоньяк выезжал на сцену на велосипеде. Что же касается Козинцева, то после освобождения Киева от белых он переехал в Петроград, где тяжело заболел тифом. Выздоровев, он поступил в Академию художеств.

«Мне понадобились двенадцать дней для того, чтобы проехать тысячу километров, отделявших Киев от Петрограда. Двигался я пешком, поездом, в экипаже, запряженном лошадью, и даже на дрезине. Столицу я застал под снегом, без света, без отопления, почти без воды. У нас не было одежды, и мне пришлось переделать себе брюки из старых зеленых занавесок. И тем не менее Петроград жил напряженной культурной жизнью. Все более многочисленными становились выставки. Кандинский, Татлин, Малевич... Что же касается меня самого, то я стал заниматься у молодого художника Натана Альтмана. Многие тянулись к новаторскому театру и мечтали сделать на сцене то, что Маяковский делал в поэзии. Мейерхольд, долгое время находившийся в плену у белых, только что возвратился из Крыма, и приезд его стал крупным событием.

Наше поколение было убеждено в том, что классические, традиционные формы были неспособны отобразить новую жизнь. Все мы знали, что Советское правительство было нашим правительством, и эта убежденность укоренилась в нас в большей мере практикой, нежели теорией. Мы писали обо всем, как это можно делать только тогда, когда вам еще нет и двадцати. Мы — восемна-

307