Убить!

Уничтожить!

И выползает мысль.

Сперва — овладеть,

потом — уничтожить.

Познать тайны искусства.

Сорвать с него покров тайны.

Овладеть им.

Стать мастером.

Потом сорвать с него маску,

изобличить, разбить!

И вот начинается новая фаза взаимоотношений: убийца начинает заигрывать с жертвой,

втираться в доверие,

пристально всматриваться и изучать ее.

Итак, мы ходим с искусством друг вокруг друга...

Оно — окружая и опутывая меня богатством своего очарования, я — втихомолку поглаживая стилет...» *.

Молодой Эйзенштейн был не первым, кто высказал мысль о том, что нужно разрушить искусство, заменив его атрибут — образность — «сырым документом» либо «конкретным воссозданием реальности жизни». Эту мысль выдвигал весь русский «Авангард». Эйзенштейн, однако, отмечал, что эта мысль основополагающая для группы Маяковского «ЛЕФ», которая в то время объединяла «в общей программе войны с искусством самые различные темпераменты, культуры, самые непохожие друг на друга, людей, побуждаемых к действию в силу самых различных причин...».

Некоторые, как Дзига Вертов, предпочитали вообще отрицать театр во имя «сырого документа». Другие, к ним относился и театральный режиссер Всеволод Мейерхольд, стремились революционизировать театр «изнутри». Разделяя вторую точку зрения, молодой Эйзенштейн оказался одним из первых, подавших вместе с Юткевичем в августе 1921 года заявление с просьбой о приеме в Государственные высшие режиссерские мастерские, которыми руководил Мейерхольд. Этот великий режиссер поручил обоим молодым людям подготовку декораций к ^спектаклю по пьесе Бернарда Шоу «Дом, где разбиваются сердца».

Вскоре Эйзенштейн создал декорации в Первом рабочем театре Пролеткульта для постановки «Мексикан-

* Эйзенштейн С. Избр. произв., т. 1, с. 99, 100, 101, 102.

332