торого так долго присваивали себе националисты. Постановки Йесснером «Фауста» и «Ричарда III» утвердили его известность. Резюмируя мнение Герберта Иеринга в его книге «Современная драматургия» («Aktuelle Dra-maturgie», 1924), Лотта Эйснер определяет стиль Йессне-ра как не чуждый экспрессионизму и оказавший значительное воздействие на кинематограф:
«Йеринг... стремится проанализировать смысл знаменитых «лестниц Йесснера» — тех стилизованных лестниц, которые Леопольд Йесснер располагал на сценической площадке и котирые он широко применял при постановке «Фауста». Йеринг подчеркивает, что те, кто отрицает использование лестниц, террас или сводов как места действия, не понимают, что речь идет об обыгрывании этих «элементов пространства», об их драматургической функции, а не о каких-либо живописных эффектах. «Мы очень хорошо знаем,— добавляет он,— что дорога с ухабами в «Вильгельме Телле» не есть лестница и что действие в «Ричарде III» не происходит на ступеньках, и если Йесснер все-таки вводит в действие лестницы, то лишь потому, что он открыл новые возможности для показа поведения персонажей, для построения спектакля, для планирования сценической площадки, для ансамблевого построения сцен. Он знает также, что словами и телодвижениями актеры должны быть «raumbildend», то есть организовывать пространство вокруг себя, создавать его».
Вот как строился сюжет фильма «Черный ход»: «Служанка (Хенни Портен) безнадежно ожидает приезда своего возлюбленного (Вильгельм Дитерле). Напрасно ждет она каждый день прихода почтальона: этот влюбленный в нее полубезумный урод (Фриц Кортнер) пишет ей письма как бы от имени возлюбленного. Наступает день, когда девушка узнает об обмане. Потрясенная, она приходит к почтальону, но в это время наконец приезжает возлюбленный девушки — он был не в состоянии писать, так как стал жертвой несчастного случая. В завязавшейся драке почтальон убивает своего соперника, а служанка бросается с крыши дома».
Фильм благожелательно восприняли главным образом театральные критики, такие, как Альфред Керр, который писал в газете «Берлинер тагеблатт»:
«В кино — событие. Оно становится серьезным. Оно обретает формальное совершенство. В нем ничто не коробит. В нем нет пауз. Вспомним: в нем нет ничего по-
471