специальном рекламном номере «Синэа» (18 мая 1923 года), посвященном кинозвезде:

«Дама с камелиями» шокировала французов, и признаюсь, что парадокс престранного стиля модерн — смесь Выставки 1900 года и Мюнхенской ярмарки — ошеломил знатоков пьесы Дюма-сына и ее персонажей».

Фильм ставил некто Рэй Смолвуд, но подлинными авторами были сама Назимова, ее муж, а также одна молодая женщина, художник-декоратор, с русским псевдонимом Наташа Рамбова, которая еще до окончания съемок вышла замуж за Рудольфо Валентино. Актриса вернулась к пьесам Ибсена, но добилась весьма спорного успеха фильмом «Кукольный дом».

Тогда кинозвезда-продюсер решила рискнуть своей карьерой и выбрала «Саломею» Оскара Уайльда. На этот фильм она не пожалела ни денег, ни трудов. Фильм был поставлен как балет, что полностью соответствовало дарованию актрисы, которой Деллюк дал такую характеристику:

«...Алла Назимова — танцовщица, а не мим.

<[.»> Назимова всегда славилась тонким пониманием кинематографа и работала со столь умелыми ассистентами, что ее кинематографический танец точно дозирован, прекрасно поставлен, всегда заканчивается в нужный момент и вписывается в общую идею фильма или психологию роли. Ее движения никогда не шокируют, часто увлекают и всегда соблазняют.

Главная нить ее фильмов превосходна. <...> Отсюда возникает ощущение чудесных арабесок в черно-белом, которые остаются в памяти после встречи с Назимовой».

Она мечтала о создании кинематографического балета и полностью доверилась воображению и вкусу Наташи Рамбовой, который совпадал с ее собственным вкусом, раз и навсегда сформированным в начале девятисотых годов. Она предприняла попытку вернуться к стилю известного английского художника прерафаэлита Обри Бердсли и его потрясающих декораций к трагедии Уайльда; к французскому декоративному искусству 1910 года, ввезенному в Голливуд Морисом Турнером и художником по декорациям Полем Ирибом; к школе русского балета Дягилева. Не были обойдены вниманием и немецкие работы, в частности вклад Рейнхардта в экспрессионизм и «калигаризм». В этой черно-белой симфонии форм все было рассчитано до миллиметра. Результат оказался плачевным — как по причине сверх-