па танцовщицы, снятые рапидом. Зритель видит некотот рых дадаистов, снявшихся для собственного удовольст> вия: Мэн Рэй играет в шахматы с художником Дюшаном',' Пикабия и композитор Эрик Сати выкатывают пушку* Затем на крыше театра появляется танцовщик Жан Бор. лин, одетый в нелепый костюм тирольского стрелка..Пикабия убивает его выстрелом из ружья, после чего начинаются похороны-погоня.

Эта церемония торжественно протекает в вычурной обстановке аттракционов Луна-парка. Верблюд, впряженный в катафалк, распорядитель, в костюме инкасса7 тора, венки в форме бриошей — все это типично дадаист-ские детали, которые могли фигурировать в театральных пьесах, выходивших в те годы из-под пера Тристана Цары и Луи Арагона. Но подобные «номера» встречались и в довоенном комическом кино, которое оказало из^ вестное влияние на дадаизм. «Авангардистские» мотивы преобладали в первой части фильма, в то время как во второй, в эпизоде погони за катафалком, мощно прозву? чали мотивы довоенные; в этом эпизоде на экране появляются как друзья автора (Марсель Ашар, Жорж Ша-: рансоль, Пьер Сиз и т. д.), так и некоторые персонажи произведений Фейада и Жана Дюрана: мнимый безногий, теща, уличный художник, толстяк и другие. Несмотря на применение некоторых технических хитростей — двойной экспозиции, деформации изображения, ускоренного монтажа,— фильм развивается по классическим законам погони Пате и Мака Сеннетта. Увеличивая скорость, катафалк мчится по «железной дороге» Луна-парка, по холмам Сен-Клу, по берегам Пикардии. И в конце концов гроб слетает с него, и катафалк движется уже сам по себе, на фоне окружающей природы. Фильм кончается тем, что Жан Борлин, одетый, как фокусник у Мельеса, заставляет исчезнуть своих преследователей прежде, чем исчезает сам.

Эрик Сати написал к этому дивертисменту музыку, которая хорошо гармонирует с происходящим на экране,,; Александр Арну двадцать лет спустя после выхода филъг ма написал об этой короткометражной ленте, в которой уважается «только одно желание — расхохотаться»: «...фильм столь же прекрасен, как и в день премьеры — зритель испытывает постоянное желание его освистать». «Созданием «Антракта»,— писал Леон Муссинак (1951),— Клер навязал свою свободу, свободу, которая нам всем присуща и которую он не переставал защи-

312