на современность. Он увидел острую картину инфляции банкротство чиновников и профессоров из самых ари! стократических семей, коррупции, морального декадам са, которые мы тоже пережили. Мы быстро пришли ц общему мнению, что акцент в фильме должен быть смещен на социальные отношения и что полицейская интри-га полностью отойдет на второй план. От романа осталось лишь название, которое нравилось Пабсту» *,
Фильм рассказывает о судьбе нескольких человек, случайно встречающихся друг с другом: «Вена. 1922 год! Дочь разорившегося буржуа (Грета Гарбо), чтобы не дать семье умереть с голоду, посещает сводню (Валеска Герт). Молодая женщина, находящаяся на содержании (Аста Нильсен), душит женщину, с которой ее обманывал ее милый друг, а в убийстве обвиняет его. Грета едва не становится проституткой, но ее спасает американец (Эйнар Хансон). Мясника-спекулянта (Вериер Краусс) линчует толпа».
Этот фильм неожиданно заставил заговорить о Паб-сте в период заката немецкого кино и ориентировал экспрессионизм и Каммершпиль на реальные темы жизни общества и окружающего мира. Он также открыл почти неизвестную до тех пор актрису — Грету Гарбо, которой Аста Нильсен как бы передала эстафету. Пабст пригласил ее сниматься за 4 тысячи долларов в течение шести недель в то время, когда провалился немецкий проект Штиллера. Критики не жалели хвалебных слов. «Синэ-магазин» от 16 октября 1925 года цитирует «Лихт-бильд-бюне»: «Это мощная и волнующая картина современных нравов или, скорее, недавнего прошлого, документ человеческой души, сравнимой с Раскольниковым Достоевского, с той лишь разницей, что здесь типы, среда, человеческие судьбы более понятны нам, более доступны нашему образу мысли, чем герои и окружение бессмертных творений русского гения».
Фильм с особым успехом прошел во Франции. Открывая вместе с «Антрактом» 21 января 1926 года «Студию урсулинок», он стал гвоздем программы. Филипп Супо писал об этом в 1951 году:
«Нас сразу же соблазнила новизна фильма Пабста. Раньше мы видели вестерны, множество экстравагантных картин, и вдруг мы открыли вещь, которая меня лично потрясла,— мы увидели на экране романтизм. Это
• Haas W. Die literarische Welt. Munich» I960, S. 95.
372