который никак не может решить, поехать на прогулку нерхом или в машине, — значит много шансов за то, что это фильм сенсационный..."

В те же времена критик Луи Деллюк, характеризуя „сопротивление вторжению американских фильмов", иронически писал:

„Во Франции с ними активно соревнуются в освещении, игре света, в светотенях".

Искания не были совсем безрезультатными и способствовали успеху фильма Абеля Ганса „Матерь скорбящая". Но фильм погряз в подражательстве. Анри Диаман-Берже в 1918 году, приводя мнения некоторых кругов, писал:

„После „Вероломства" мне хотелось бы увидеть японца. После „Вероломства" за неимением японца нам преподнесли заседания присяжных. После „Матери скорбящей" нас замучили световыми эффектами. А теперь открыли неизвестно что в „области" наплыва. Я мечтаю увидеть что-нибудь оригинальное, созданное во Франции; я пытаюсь найти, найти творца ..."

Деллюк полтора года спустя (в феврале 1920 г.) еще яростнее возмущался теми, кто бесконечно пережевывал успех сомнительного американского боевика.

„Вероломство" — это шедевр, не скрою! Но кто-то, кто тоже фабриковал его, недавно воскликнул: „Увольте нас от шедевров". И я взываю со всей горькой радостью, хотя меня никто не услышит: „Господи, охрани нас от шедевров, которые отнюдь не шедевры".

„Вероломство" с прекрасными своими кадрами подстегнуло нашу неврастеническую кинематографию. Но это произведение допотопное. С той поры Инс, Гриффит, Турнер, Мак Сеннетт и сам Сесиль Б. де Милль продвинулись далеко вперед.

Но это ничего не значит. Для французов „Вероломство"—воплощение всех достижений кинематографии. Вот почему „Вероломство" породило Ганса, который породил сотни торговцев такими „Вероломствами". И „Вероломство", размноженное до бесконечности, заливает несчастный мир неиссякаемым потоком слез в виде фильмов—бесцветных конфетти ..."

Почти на всех фильмах, выпущенных в годы войны, лежит отпечаток „вырождения"; для них типичны плагиа-

105