В этих строках, написанных в 1921 году, меньше пророческого, чем кажется. Уже в десятке фильмов под комической маской Чаплина чувствуется трагик. Бесспорно, Чаплин никогда не будет скучным или официальным, потому что, в отличие от Мольера, он творит ради народа, а не ради придворного этикета или предрассудков правящего класса ... На протяжении всего его творчества вплоть до создания фильма „Мсье Верду"1 гений Чаплина остается чисто народным. В конце концов стремление служить народу берет в нем верх над своей противоположностью — несколько пессимистичным индивидуализмом, от которого несвободна противоречивая натура Чаплина...
Итак, популярность Чаплина покорила и мыслителей и уличных мальчишек. Вернейший признак гения—способность одновременно выражать стремления большинства людей и всю сложность человеческой психики.
Передовые люди Франции первые приветствовали это чудо, предоставив снобам восхищаться фильмом „Вероломство". Пикассо, Аполлинэр, Макс Жакоб, Влез Сандрар,Фер-нан Леже, Арагон восторгались маленьким человечком и ревностно рекламировали его. Самый известный критик и историк французского искусства, Эли Фор посвящает этому миму многие философские страницы и приветствует его как „подлинного гения", сравнивая с Шекспиром2.
1 В „Мсье Верду" горечь и одиночество впервые в творчестве Чаплина берут верх над гуманизмом. Знаменательно, что Чарли вытеснен в фильме новым Чэзом.
2 В 1920 году Эли Фор писал: „Между Чарли и Ригаденом такое же расстояние, если не большее, как между Шекспиром и Эдмоном Ростаном. Я не случайно привожу Шекспира. Сравнение это подсказано тем впечатлением чудесного опьянения, которое Чарли заставил меня испытать, например, в фильме „Идиллия в полях"; оно подсказано чудесным искусством, сочетающим глубокую грусть с фантазией, искусством, что, словно пламя, бежит, растет, убывает, уходит, неся на каждой вершине синусоиды, по которой оно пробегает, как волна, самую суть духовной жизни мира . . ." Несколько месяцев спустя Эли Фор снова пишет: „Впрочем, я уже сказал, что он наводит меня на мысль о Шекспире. Я вынужден повторить свои слова, так как большинство людей принимает мое упорство с улыбкой превосходства, а несмотря на это, я испытываю то же впечатление, когда снова вижу его. Он, несомненно, не так сложен — ведь Шарло тридцать лет, а Шекспир — это Шекспир, — лиризм его такой же бурный, но светлый ... У него та же безграничная фантазия и т. д." (текст воспроизведен в „Райском древе", Париж, 1922, стр. 311).
314