„Там, в Арденнах, она спряталась в риге, тени в касках искали и нашли ее. Она видит, как тени наклоняются над ней". Жан закрывает ей рот. У нее родился ребенок, она принесла его с собой. Провидцу-поэту мерещится трагедия Эдит, жалкое шествие репатриированных, раненые дети, калеки, смерть, витающая позади, впереди, вокруг них. „Я обвиняю", — вот все, что говорит Жан .,. Дед Мари о Лазаре записывается в добровольцы. Жан Диаз берет на себя заботу о ребенке, он учит его французскому языку и заставляет писать: „Я обвиняю".

Франсуа, муж Эдит, тоже приезжает в отпуск, он подозревает в Жане соперника, потом узнает правду. Он снова уезжает на фронт; теперь Жан, став простым солдатом, служит под его началом".

На этом месте Абель Ганс дошел только до половины фильма, это лишь подготовка к большому лирическому взлету... Теперь мы дословно приводим сценарий 1918 года:

„Каждый день Жан узнает о новых смертях, о гибели своих друзей, художников, скошенных войной. Возмущение его растет, его поэтическое дарование, его дар провидения с каждым днем возрастают, они поставлены на службу великому делу, и это проявляется только в словах: „Я обвиняю".

Люди собираются вокруг него и благоговейно слушают. Он — своего рода Христос, но Христос священной войны. Однажды на фронт приезжает какой-то генерал: „Как его зовут?" — спросил он у солдат. Они смущенно ответили: „Я обвиняю". Генерал поцеловал его__

Чтобы скоротать то страшное время, когда солдаты часами вязли в грязи на полях Фландрии, где люди, по прекрасному выражению Барбюса, „превратились в вещи", провидец рассказывает:

„Есть такой призрак, который по ночам встает в око-пахтам, где могли бы проявиться отчаяние, страх и уныние. Это призрак древнего Галла ... Откуда он? Он взывает к своему племени, к мощи своих предков... И когда перепуганные враги видят его, они как стадо бегут прочь под хмурым, нависшим небом. В каждом человеке живет такой предок, — говорит Жан. — Это ангел-хранитель французов. Иные говорят: „Он безумец", иные отвечают: „Но безумие его прекрасно".

408