было откровением. «Я сжег все, что обожал, и отчетливо понял, что до сих пор шел по неправильному пути. Я пе-рестал глупо обвинять публику в непонимании и увидед возможность затронуть ее подлинными темами, решен,, ными в духе традиций французского реализма. Я посмотрел вокруг и, зачарованный, открыл множество чисто на-' ших сюжетов, легко переносимых на экран. Я начал иск нимать, что движение прачки, жест женщины, расчесывающей волосы перед зеркалом, походка бродячего торговца, толкающего перед собой тележку, зачастую обладают несравненной пластической ценностью. Я изучил французскую пластику по картинам моего отца и художников его поколения. И, вооружившись новыми знаниями, я приступил к съемкам первого фильма, о котором стоит говорить. Я начал снимать «Нана» по роману Эмиля Золя».
Стремясь снять этот фильм на уровне мировых образцов, Ренуар основал фирму и не жалел денег на его производство. Он пригласил работать знаменитых немецких актеров Вернера Краусса и Валеску Герт, которые с его другом Жаном Анжело и его женой Катрин Хесслинг должны были составить великолепный ансамбль.
Получив согласие дочери писателя г-жи Леблон-Золя, которая стала редактором сценария, Ренуар несколько, отошел от оригинала. Вот что он писал по этому поводу Альберту Бонно («Синэ-магазин», 29 января 1926 года):
«В книге Золя вы найдете около двадцати мужчин и молодых людей, вращающихся вокруг Нана. Я решил, что такое количество разнохарактерных персонажей запутает зрителя, уведет его от основного действия и фильм потеряет всякий интерес... Поэтому в кинематографической версии романа вы увидите только трех главных героев — Вандёвра, Мюффа и Нана...
Вандёвр, роль которого исполняет Жан Анжело, олицетворяет всех, кем я пожертвовал... На роль графа Мюффа я пригласил Вернера Краусса, создателя знаменитого образа Калигари... А роль Нана я предложил Катрин Хесслинг...
Вся обстановка, в которой развивается действие, отходит на второй план, и внимание зрителей сосредоточивается на трех главных героях. Так я заставил «играть» исполнителей и выражать самые разнообразные чувства. <...>
Я старался как мог воссоздать весьма любопытную» эпоху конца Второй империи... Мне, наверное, простят
324